Левиафан на Каннском фестивале: во всем виноваты все
23.05.2014
Левиафан Андрея Звягинцева — настоящее чудовище. И кит, и китобоец. Большой, громоздкий, невероятно витальный, по-детски забавный и смертельно опасный. Завлекает в свои сети мягкой улыбкой, чтобы безжалостно оторвать голову в конце. Как и всякому чудовищу, Левиафану не достает изящества, зато грубости — хоть отбавляй. У Андрея Звягинцева не получился шедевр, но любые претензии к форме сметает его животная мощь, невероятные размеры. Левиафан — самый точный портрет русской действительности на 2014 год и ее самый главный фильм. И да — за это можно дать "Золотую пальмовую ветвь".
Раннее утро. Скалы. Море. Молчание. Величественный северный пейзаж. Здесь на самом берегу одиноко стоит дом. От дома отделяется силуэт автомобиля. За рулем Николай (Алексей Серебряков). История Левиафана — его история.
Шум гравия под колесами. Дорожный серпантин. Вокзал где-то на краю Земли. Прибытие поезда. От поезда отделяется мужской силуэт — Дмитрий (Владимир Вдовиченков), член Московской коллегии адвокатов и бывший сослуживец Николая. Местный мэр (Роман Мадянов) через суд отнял у Николая землю и тот дом, что одиноко стоит на берегу, а Дмитрий защищает старого друга в этом суде. Камера, задержав дыхание, снимается с места и медленно плывет параллельно застывшему вагону. Одновременно затаившись и не в силах скрыть нетерпение: сейчас что-то будет.
Дома их уже ждут Ромка (Сергей Походаев), сын Николая от первого брака, и его молодая красавица-жена Лиля (Елена Лядова). Короткий разговор за завтраком быстро расставляет все акценты: Коля любит Лилю, а Ромка мачеху - нет. Зато все втроем в восторге от Димы, московского щеголя в ладном костюме, на которого возложены сейчас все надежды. На этот раз он приехал не один, а с папкой компромата — будет разговаривать с истцом не по закону, так по понятиям.
Первые полтора часа фильма — настоящая народная комедия. Звягинцев с небывалой у него ранее легкостью и остроумием погружает зрителя в реалии русской жизни. Погружение происходит во время частого и продолжительного застолья с одним коротким, но запоминающимся выездом на шашлыки. Там пьяный в дым полицейский одной очередью из автомата Калашникова сносит все мишени (пустые бутылки) и на ответ возмущенных друзей — гостей скромной вечеринки по случаю дня рождения — вытаскивает новые. Мишенями оказываются портреты бывших генсеков. В зале раздается такой смех, что дальше разобрать реплики актеров невозможно, поэтому читаю по английским субтитрам:
— Слушай, а кого-нибудь поновее у тебя нет?
— У меня все есть.
— Так, может, давай...
— Нет, их время еще не пришло.
Вскоре смех в зале прекратится, а ближе к финалу на зал накатится гигантская волна, которая сметет к чертям все эмоции, кроме первобытного ужаса.
От противостояния маленький человек — власть Звягинцев медленно, но верно уходит глубже, показывая вину отца перед сыном, мачехи перед мужем, друга перед другом. Показывает не на образах и метафорах, а прямым текстом. Измена — это измена, предательство — это предательство, смерть — это смерть.
На этот раз Звягинцеву как никогда хочется быть понятым. В Левиафане режиссер предпринимает первую попытку соединить притчевый, невещественный язык своих первых двух фильмов и прямоту Елены. Две эстетики находят друг на друга, как льдины, обнажая на стыке швы. Никогда еще Звягинцев не выглядел настолько неизящно, почти плакатно. Но грубая реальность требует грубых форм.
2013 для русского кино вышел годом между Хлебниковым и Хлебородовым. Тогда оба режиссера тоже показали свою версию гражданского неповиновения, бунта человека против насквозь прогнившей системы. В случае Долгой счастливой жизни все заканчивалось иррациональной, но логичной трагедией. В то время как Курьер из "Рая", где полицейский тоже размахивал папкой с компроматом перед лицом провинциального царька (сюжет, взятый из самой жизни — фильм основан на реальных событиях), был чистая сказка.
2014 целиком и полностью проглотил Левиафан. Фильм Звягинцева — антология русской жизни. Нагромождение образов и смыслов, до смертельных колик приевшихся зрителям канала НТВ. Здесь на равных за кадром звучит Филипп Гласс, Андрей Дергачев, Михаил Круг, Любовь Успенская и певица Натали. А в одном пространстве уживается ярмарочное веселье фильма Горько! и сюжеты из Балабанова. Судья, как пономарь читающая приговор, воспроизведенный в реальном времени — и священнослужитель, читающий проповедь с интонацией судьи. Pussy Riot и портрет Путина. Кит на горизонте и скелет на берегу.
Режиссер перебирает все пороки русской жизни: пьянство, коррупция, преступность, холопство. Но все это существует ради одного вопроса: "А ты в Бога веришь?" У Звягинцева им задаются исключительно грешники: от продажного мэра до неверной жены, — но касается этот вопрос каждого без исключения.
Звягинцев — снова прямо, снова в лоб — отвечает на смысл названия фильма цитатой из Книги Иова:
— Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? Сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы?
Иов — мученик, которого Сатана истязал до изнеможения, уговаривая отречься от Бога, и награжденный за свое терпение долгой счастливой жизнью. У Звягинцева Бог и Дьявол поменялись местами, а православие теперь — самый страшный грех. Главный символ убийственного лицемерия. Химеры, захватившей умы.
Старые церкви с древними фресками стоят разрушенные. Новые — с ровными, белыми, безликими стенами — строят на костях. Бог не покинул эти места, но оставил людей — точнее они сами выгнали его из себя. Современный Иов не верит ни в какого Бога. Все мучения, которые сваливаются на Николая, тот встречает стоном: "За что?"
Это — единственный вопрос, который Звягинцев оставляет без ответа. Зато находит ответ на другой, не менее вечный: "Кто виноват?" Символично, что он вложен в слова юриста: человека, который "верит только в факты", а значит совершенно лишнего, бесполезного в этом мире. Проснувшись с чужой женщиной, отворачиваясь от ее слез и раздирающего "это я во всем виновата", — он произнесет:
— Никто во всем не виноват. Каждый виноват в своем. Во всем виноваты все.
Никита Карцев
"Московский Комсомолец"