"Левиафан", танцуемые девушки и мединские деревни
05.02.15г.
В буре и буче, поднявшейся вокруг Левиафана — слегка вербально ощипанного, но выходящего в прокат 5 февраля, — очень важен момент, не касающийся фильма напрямую.
Это вопрос о том, имел ли право режиссер на деньги министерства культуры снимать фильм, который не соответствует представлениям министра культуры о месте культуры в жизни страны.
Действительность в представлении этого министра примерно такова: Россия находится в состоянии гибридной войны с Западом; глава Минкульта отвечает за войну методами культуры; российские фильмы по отношению к России должны быть духоподъемны, а не "как в душу наплевали" (это Мединский о Левиафане).
Звягинцев, получается, играет против российского государства на его же деньги. Как это называть?
В осуждении звягинцевского поступка и состоит современная российская мораль. (Являющаяся наследницей советской: "СССР тебя вырастил, дал образование, а чем ты ответил?!" — по этой схеме осуждался любой эмигрант, например, Тарковский). Пример можно очистить от имен Мединского, Тарковского и Звягинцева, от слов "культура" и "война" — это все детали, потому что вопрос стоит так: нравственно ли кусать кормящую руку? (Для простоты будем считать, что и Тарковский, и Звягинцев руку кусали).
Я бы хотел знать, сколько процентов моих соотечественников согласятся с тем, что это безнравственно. Боюсь, сегодняшние россияне в целом разделяют установку на то, что "кто за девушку платит, тот ее и танцует". И вариантов этой формулы тьма — от "любой каприз за ваши деньги" и до "если он получает деньги из-за бугра, то понятно, в чьих интересах действует".
"Але, а ты видел, чтобы было иначе?" — "Да, видел. За границей. Так действуют, например, университетские эндаументы в США: деньги дают одни, а решают, на что и как их тратить, другие". – "Ага, а как американцы ради нефти Ирак бомбили, слыхал?". При любой ссылке на Запад разговоры в России сегодня быстро переходят на уровень "в Америке негров вешают".
Позвольте тогда пример не из западной, а из российской действительности.
В России уже 14 лет работает фонд "Династия". Он создан, чтобы популяризировать науку и помогать тем, кто занимается наукой – от ученых и преподавателей до научных журналистов. Гранты, премии и прочее.
Так вот: "Династия" — это частный семейный проект российского мультимиллионера Дмитрия Зимина, основателя компании "Вымпелком". И Зимин не просто вложил деньги в фонд, а организовал его так, чтобы точка зрения самого Зимина минимально влияла на решения о том, кому давать деньги. Зимин – один из членов правления, но даже не председатель. И решение о том, что такое хорошо и что такое плохо, выносит не он, а эксперты. И доволен ли Зимин тем, что, скажем, последние премии "Просветитель" получали петербуржцы Дмитрий Жуков, Ася Казанцева и Сергей Яров, я не знаю. Зимин – распределитель денег, а не оценок.
То есть он платит, но не танцует. И результат налицо: сегодня три четверти покупаемых мною научно-популярных книг помечены эмблемой "Династии".
Самое смешное, в финансировании отечественного кинопроизводства Минкультом формально действует такой же принцип – коллегиальной экспертной оценки. Но этот принцип – не больше чем декорация, мединская деревня. А на практике Минкульт то отказывается финансировать "Артдокфест" (потому что, по мнению Мединского, там фильмы про "Рашку-говняшку"), то запрещает к показу на "Послании к человеку" фильм Pussy против Путина. Это не просто "ручной режим" управления культурой. Это реализация идеи заказчика танцевать девушку так, как ему требуется. А эксперты – лишь для блезиру, чтобы внешне как на Западе. Впрочем, поскольку Запад больше не указ, в нашем провинциальном ресторане маленький папик, оплатив счет и кинув денег лабухам, все более вдохновенно танцует высокую блондинку.
Боюсь все же, что принцип "кто платит, тот и танцует" имеет существенные ограничения. Деньги – всеобщий эквивалент. Но как и любой универсальный инструмент, он плох в конкретной работе. Например, в творчестве — от кино до той же гастрономии. Я забыть не могу, как во Франции услышал о новорусских в мишленовских ресторанах, которые заказывали самый дорогой сет, но только чтоб тащили все сразу, — времени нет! А результат прогиба архитектуры под кошелек хорошо виден и на Рублево-Успенском, и на Приморском шоссе.
У нас вообще деньги, от капитала до политического капитала (что в России одно и то же), прогибают жизнь, хотя смысл капитала – не прогибать, а улучшать. В гробу карманов нет, как это ни печально. Хочешь изменить жизнь к лучшему – занимайся тем, в чем специалист, либо доверь деньги специалистам. И прими спокойно результат их труда, даже если он тебе не нравится. Иначе получается – Николай и Пушкин. "Я буду твоим цензором" и "мой Пушкин" в смысле "мне принадлежащий и мной танцуемый". И запрещенный Николаем Медный всадник, и посмертная публикация с изъятиями. Ну прямо как в Левиафане, где в прокатной копии убрана обсценная лексика.
И не радуйтесь, что Левиафан, в отличие от Всадника (который ровно о том же, о чем и Левиафан), при жизни автора все же выходит на экран. Если верно, что прокат разрешили лишь после кивка из Кремля (а могли бы и помотать головой), то у нас ничего принципиально не изменилось с 1833 года. Разве что торренты разлетаются быстрее списков гусиным пером.
Дмитрий Губин
Росбалт.ru