Апокалипсисы большие и малые
"Инновационный, уникальный, вдохновляющий взгляд на мир" - это из характеристики жюри фестиваля независимого кино в Санденсе, адресованной четырем кинопроектам, получившим там специальные призы и финансовую поддержку. Андрей Звягинцев со сценарием фильма Елена стал победителем от Европы. Таким образом, еще не законченный третий фильм режиссера уже открыл счет своим международным наградам.
Фильм почти закончен. Но, как всегда у вас, в печать о нем просочились самые туманные сведения. Все заинтригованы.
Хотелось бы эту загадку сохранить до премьеры. Такое уж свойство моей натуры: не люблю наперед говорить, о чем фильм. Если зрители ждут новую работу нашей творческой команды, они придут ее посмотреть и без зазывных речей. И уж тем более не люблю пересказывать сюжет или расшифровывать заложенные в картину смыслы. Да и рано: еще не закончен монтаж и впереди работа над звуком.
Но фабулу картины вам уже не удалось удержать в тайне. В материалах фестиваля в Санденсе говорится, что это будет фильм о пожилой женщине, которая живет в состоятельном доме с богатым мужем и пытается удержать сына от алкоголизма - так?
Увы, утечка информации. Фестиваль Санденс просил помимо сценария прислать и краткое изложение сюжета, что и было сделано. Но типичные "трудности перевода" внесли свою коррекцию, чему я очень рад: это сбивает с толку ожидания зрителей. Для переводчика-американца реплика героини "Может, притормозишь?" - это когда ее муж хочет налить себе вторую рюмку коньяка! - звучит как предостережение алкоголику. А для нас вторая рюмка, сами понимаете, - не повод для тревоги. Конечно, не в алкоголизме там дело, проблематика фильма гораздо шире.
Я знаю, что для вас одна из самых мучительных фаз - поиски сценарного материала, который был бы созвучен вашему мироощущению. Так было, например, с Изгнанием.
А с Еленой – как раз наоборот. Началось с того, что один британский продюсер предложил полнометражный проект и обозначил тему, вокруг которой нужно было сымпровизировать картину. Тема эта была им обозначена как апокалипсис, не больше, не меньше. Но предоставлялась полная свобода в ее трактовке. Предложение казалось лестным - и по уровню творческой свободы, и даже в чисто финансовом смысле. Мы с моим соавтором Олегом Негиным недели три думали над этой темой, и потом за десять дней Олег написал сценарий. Но вскоре выяснилось, что этот проект продюсер собирался предложить еще трем режиссерам - в общей сложности, должны были сниматься, независимо друг от друга, четыре полнометражных фильма. Наш сценарий продюсера вполне удовлетворял, но остальных трех пока не было. Еще предстояли поиски этих трех режиссеров, переговоры, написание сценариев - то есть нам предстояло довольно долгое и бессмысленное ожидание. Поэтому мы извинились и вышли из проекта, все произошло вполне по-джентльменски. И я стал искать финансирование в России. Мы встретились с продюсером Александром Роднянским и буквально через несколько дней запустились.
А что с апокалипсисом - он все-таки будет?
Да, только он в фильме - личный, интимный, глубоко индивидуальный. Апокалипсис одной души.
Понятно: вторжения комет и разломы земной коры вас не очень интересуют.
Более того - у нас будет очень локальная история: два интерьера и несколько московских улиц. Все было снято за сорок два дня.
В Возвращении и Изгнании наметился четкий круг ваших стилистических и жанровых интересов: некая история, изолированная от конкретного времени, привычного бытового мира и приобретающая черты притчи, философско-психологического эссе. Быт максимально размыт, все наносное и преходящее устранено, остается только вечное и неизменное - оно вас и интересует. Елена продолжит эту тенденцию?
В Елене действие происходит в абсолютно конкретном времени: 2010 год. И в конкретном месте: Москва, Остоженка, Бирюлево или подобный ему спальный район. Вся фактура узнаваема. Это важно для замысла: то, что происходит в этой истории, - отражение того, что происходит со всеми нами здесь и сейчас. Хотя, конечно, не будет документально снятого быта - мы все равно подбирали цвет, очищали пространство кадра от лишнего, случайного и небрежного. Такой уж у нашего творческого альянса стиль: я не могу себе представить, как можно принести камеру в определенное место, поставить ее на штатив - и снимать все как есть.
Как я понимаю, героев в фильме не очень много?
Два главных. Героиню, Елену, играет Надежда Маркина - потрясающая актриса, я сильно удивлен, что в кино ее до сих пор по настоящему не снимали. Она умеет вести диалог так, что глаз не оторвешь ни от нее, ни от ее партнера Андрея Смирнова. И есть еще одна пара: дочь героя (ее играет Лена Лядова) и сын Елены - актер Алексей Розин.
Вы сохранили вашу прежнюю съемочную группу?
Практически всю. Оператор - Михаил Кричман, художник-постановщик - Андрей Понкратов, Андрей Дергачев - звукорежиссер… Композитором фильма он на этот раз не стал, и будет звучать музыка Филипа Гласса.
Ого! Как это вам удалось?
В музыкальном магазине я случайно увидел коллекцию дисков с музыкой Филипа Гласса. И купил Вторую и Третью симфонии. Его киномузыку я знал и раньше, а вот с его симфоническим творчеством встретился впервые. Послушал и понял, что одна из частей идеально ложится на наш фильм. Проверил в монтаже - точное попадание! Написали Глассу письмо. Он ответил: "Зачем вам старая музыка - давайте я напишу для вас новую!". Мы договорились, что, возможно, вернемся к этой идее в следующем проекте, а пока нас более чем устраивает именно эта музыка.
Известно, что вы не любите открывать актерам сверхзадачу роли и фильма, даже не всегда позволяете им читать сценарий. Как же тогда идет с ними работа?
Исполнители главной пары читали сценарий целиком. Что касается второстепенных персонажей, то актеры действительно знали текст только своих сцен. Мне это кажется важным именно для кино, потому что, в отличие от театра, здесь другая природа работы актера в кадре. Мне важно, чтобы в эпизоде, который снимается, актер был бы абсолютно точным и естественным - в данную секунду, в данной ситуации. И не думал бы ни о какой сверхзадаче и перспективе своей роли. Мы договариваемся об особенностях характера, о том, в каком состоянии герой - но в рамках этого эпизода. Мне важно, чтобы актер смотрел на своего партнера из сегодняшнего дня - а не из будущего, которое он, в отличие от персонажа, уже знает из сценария. Поэтому пусть лучше не знает. Интересно, что наши актеры представляют себе фильм каждый по своему. Так что на премьере их ждут сюрпризы и открытия.
Вы из тех режиссеров, которые четко знают, чего хотят добиться и могли бы сказать словами классика: "Мой фильм готов, осталось его только снять"? Или поиски продолжаются, что-то меняется или уточняется в процессе монтажа и озвучания?
Конечно, какие-то новые приобретения происходят постоянно. Работаешь, например, над звуком и вдруг приходят новые интересные идеи. Но конечно, радикально они уже ничего не меняют: картина продумана заранее, и мы точно знаем, как все должно сложиться - особых сюрпризов не ждем. Поэтому довольно большую картину хронометражем в 1 час 42 минуты мы с монтажером Анной Масс сумели смонтировать меньше чем за месяц. Так что сюрпризом могла стать только радость от удачной склейки или правильно найденного ритма эпизода.
Поиски совершенства?
Да, такие перфекционистские упражнения.
В последнее время самые заметные успехи нашего кино связаны с новыми режиссерами, которые пришли не из киноинститутов, а, как вы, из других профессий. Вы не видите здесь закономерности?
Не думаю, что это закономерность. Хотя жизненный опыт очень важен для режиссера. Я влюблен, например, в фильм Сергея Лозницы Счастье мое. Там поразительный уровень правды, и все поклепы насчет русофобского характера картины мне кажутся ложью и лицемерием. Говорящие так - сами далеки от чувства правды, они не хотят видеть того, что с нами происходит. Этот фильм - своего рода миф о русском ужасе, который был всегда и пребудет, вероятно, вовеки. И чувствуется, что автор очень глубоко погружен в эту нашу жизнь, в эти наши русские сумерки.
Конечно, он документалист и объездил всю русскую глубинку. Он ее знает.
Мне очень горько, что эта картина так и не попала в российский прокат: именно такие фильмы помогают нам узнать себя и понять, кто мы и каково наше будущее. Без осознания этого тупика, без понимания, что этот апокалипсис с нами происходит уже очень давно, - мы никуда не сдвинемся. Надо остро ощутить отсутствие в нашей жизни Бога, хотя мы постоянно декларируем его наличие, - иначе нам самим не понять наших проблем.
Эту трагедию ощущают в России очень многие. Но, боюсь, те, кто ее не чувствуют - и не почувствуют. Даже если посмотрят такой фильм. Они будут думать, что это - кривое зеркало. Может ли в этой ситуации искусство что-то сделать? Ведь даже сама потребность в слове художника явно иссякает, голос искусства постепенно тает и становится неслышимым. Сколько-нибудь серьезное кино либо не выходит на экраны, либо выходит крошечным тиражом. Может, дело в том, что творцы не стремятся к диалогу, говорят, что их публика не интересует? Что кино они снимают для себя? Так говорит Сокуров, так говорили и вы.
Я не думаю о публике в тот момент, когда занимаюсь замыслом - чтобы не потрафить ей, этой безымянной толпе. Исходить из себя - это правильный путь. Но когда фильм готов - конечно, меня беспокоит, будет ли у него зритель и как его воспримет. Правда, если фильм не пришелся ко двору, я из этого не сделаю вывод, что мой следующий фильм должен быть принципиально другим.
Когда мы увидим Елену? И заинтересовались ли ею международные фестивали?
Фильм снимается для российского зрителя, но фестивальная судьба, конечно, тоже важна: авторскому фильму, в особенности в наши лихие дни только фестивали и могут открыть прокатные горизонты в мире, а значит и возможности автору снимать следующие свои картины. Я думаю, весной-осенью 2011 года зрители сумеют увидеть фильм Елена.
Один из ваших фильмов был включен в программу "Закрытый показ" на телевидении, и вы там были на так называемом обсуждении. Какие впечатления?
Ощущение, что тебя распинают. Меня предупреждали: там нужно быть готовым ко всему - к любому хамству. Но это не обсуждение. Собирают две группы: pro и contra. До начала записи, а особенно после они даже контактировать между собой не могут - их разводят по разным комнатам. Один участник мне сказал: я к вашему творчеству прекрасно отношусь, но говорил сегодня против - не обижайтесь, это же не более чем шоу, это - бизнес! Причем иные участники этого шоу могут легко меняться местами: "за" или "против" - не важно, где будет пустовать стул, туда и сядем. О каком тут обсуждении может идти речь? Это напоминает свору собак: кто громче лает, тому слаще кость - позовут еще.
Многие еще верят, что это и впрямь нелицеприятный разговор.
Вот это и есть кривое зеркало. Такими кривыми зеркалами полнятся и эфир, и киноэкраны.
Из нашего кино, похоже, окончательно исчезла надежда на лучшее, оно ввергает в пессимизм. Что вы об этом думаете?
Я думаю, не стоит в смутные дни ждать произведений, исполненных надежды. Если художник не соблазнен иллюзиями, не лукавит, не обслуживает власть предержащих, то он снимает кино согласно тому, что ему подсказывает совесть. Наши культурные элиты вслед за зрителями ждут в кино оптимизма. Но пока нет надежды в нашем русском мире, пока нет её в умах, нет ее на улицах и в человеческом сердце, никакой надежды от художника дождаться нельзя. Потому что его голос, как голос медиума, призван выражать правду о том, что с нами происходит, а не о том, что должно происходить. Свет надежды, эту свечу нужно держать зажженной у себя в сердце. Это долг каждого перед самим собой и обществом. Это и долг зрителя - искать и хранить в себе самом этот луч, а не требовать его наличия в финале картины. Пока люди не научатся отыскивать волю к надежде в себе самих, наш апокалипсис будет с нами.
Валерий Кичин
"Российская газета"
www.rg.ru