string(15) "ru/Publications" string(15) "ru/Publications" Надежда — обязанность зрителя | Андрей Звягинцев

Публикации

Рецензии
Интервью

фото Александра Решетилова/afisha.ru

Надежда — обязанность зрителя

18.10.2011

 

Для чего режиссеры снимают фильмы?

Напрашивается банальность – "чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Как и любой другой вид искусства, кино позволяет интересно и с пользой провести бесценное время жизни. Ведь искусство – один из способов познания мира и себя. Зеркало своего рода. То есть, возводя банальность в более высокую степень, можно сказать, что режиссеры снимают кино для того, чтобы ставить перед человеком зеркало. Человек подходит к зеркалу, поправляет прическу, прихорашивается, видит изъяны, подумывает, как бы с ними справиться. Только важно, чтобы это зеркало было не кривым, и не комплементарным. А точным и беспощадным. Не надо, чтобы оно улучшало пропорции. Не надо ждать happy end, не нужно возлагать ответственность за "луч света в конце туннеля" на автора – он тоже всего-навсего человек, смотрящийся в это же зеркало. Не надо считать, что автор обязан тебе сказать "не волнуйся, все будет хорошо". Прямое транслирование этой надежды – это подлог. Надежда – обязанность самого зрителя, она должна жить в его сердце, а не на экране.

А если зритель увидит не то, что вы показывали?

Вы сейчас говорите об ответственности художника за зрительскую интерпретацию. Послушайте, если думать о том, что кто-то увидит в твоем фильме что-то не то, если считать, что ты в ответе за отражение в этом зеркале, тогда вообще ничего невозможно делать. Вот вам еще одна банальность: "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется". В Елене многие увидели борьбу богатых и бедных, причем богатые, считая себя пострадавшей стороной, делают из фильма своего рода манифест, дескать, надо делать заборы повыше, с бойницами для пушек. Я снимал фильм о другом. Меня интересовала внутренняя перемена в этой женщине, Елене, которая действует инстинктивно, как животное, защищающее свое потомство. Меня интересовал нравственный вопрос.

О чем в целом вам важно говорить со зрителями?

Мне кажется, что общество живет в состоянии абсолютной дезориентации: нет основы, нет той оси, за которую можно было бы держаться и как-то вращать вокруг нее свою жизнь. Я это вижу в России просто потому, что не знаю, как живут в других странах, туда я приезжаю и вижу только открыточную жизнь. Но здесь деньги совершенно точно стали единственным мерилом, они – энергия человеческих страстей. Все крутится вокруг одного и того же: как выжить, как зацепить золотую жилу, чтобы жилось полегче. Это было всегда, но сейчас стало основополагающим и главным. И также, как моя героиня, сейчас, в эту самую секунду какой-то человек взвешивает и выбирает между нравственным решением и преступлением.

Вы специально замедляете фильмы?

Нет, конечно. Я просто делаю так, как мне нравится. Я ни за кем не гонюсь, никуда не спешу, мне совершенно бесполезно составлять график на следующую неделю, я никогда с ним не справлюсь. Я никогда не знаю, какой сегодня день недели, у меня нет ни выходных, ни будней, у меня нет нормированного рабочего дня, нет обязательств, которые вынуждали бы меня стремительно принимать решения. Это я все к тому, что, возможно, мое неторопливое существование в реальной жизни оказывает воздействие и на течение времени в кадре. При этом, когда занимаешься фильмом, пространство и время скручиваются – я могу во время подготовительного периода сидеть несколько месяцев в студии без выходных с утра до утра. И на съемках как будто бы даже физическое тело меняется. Появляется чувство подтянутости, как будто струна натягивается.

Вас задевает то, что вас не так слышат? Бывает так – "эти идиоты все не так поняли"?

Меня это не обижает, но я слукавлю, если скажу, что не огорчает. Потому что если, посмотрев мой фильм, человек делает вывод, что ему надо поставить на забор колючую проволоку, – это тоже признак состояния сознания нашего общества. Масса темна, невежественна, и ее оболванивают все больше и больше. И это касается не только бедных, но и богатых.

Как вы к массе относитесь? Я вот боюсь и недолюбливаю.

А кто ее создал? Кто в ответе за то, что люди в бедственном положении? Кто виноват? Я не знаю, что с этим делать, я только знаю, что в ответе за это не художник.

Насколько вас волнует политика, социальная несправедливость?

Государство – несправедливо в принципе. Это аппарат угнетения, это всегда подавление, всегда интересы элит. Справедливости здесь никогда не будет. Идеи по переделке мира у меня были только в юности. Есть такой афоризм: "Кто в юности не был революционером, у того нет сердца, а кто в сорок продолжает им быть, у того нет ума".

А как в юности вы собирались исправлять мир?

Я был одержим идеями справедливости. Я горел этим. Но ни в какие "демократические союзы" не вступал, потому что мне эстетически не нравилось это собрание – все эти выкрики и вопли, все это мне казалось чужим. Но сами идеи, манифесты, мне все это казалось важным.

Вы заметите разницу, когда в марте к власти придет или Путин, или Медведев? Для вас важно будет, кто из них?

Честно говоря, спрашивать меня о политике, это как спрашивать меня о садоводстве. Я ничего не знаю про это доподлинно. Я просто смотрю на политиков – как они говорят, что они говорят, что они обещают и как спустя много лет забывают о своих обещаниях, и из этого складывается мое отношение к правящей элите. Думаю, кто бы ни сел в президентское кресло, ничего не поменяется.

Вам ведь повезло с продюсерами?

Конечно. Сначала мне крупно повезло с Лесневским. В 2002 году, когда кино не было вообще, индустрия дышала на ладан, телевидение подсадило всех на иглу быстрого производства. И в этот момент я говорю Лесневскому, что для Возвращения нужно полгода только актеров искать, потому что если не будет двух гениальных мальчиков – не один гениальный, а второй поплоше, а двух равновеликих, то снимать это просто не имеет смысла. И он согласился. Целый год дебютант готовился к съемкам фильма – такое невозможно себе представить. И я понял, что могу работать только так. Роднянского мне не пришлось ни в чем убеждать тоже. Он и сам прекрасно знает, что такое творческий процесс. Знает, что подготовка минимум в 7-8 месяцев – необходимое время. Но таких продюсеров мало. У нас большинство из них, повторюсь, подсажено на быстрое производство, а при этом часто страдает качество, режиссеры, скрепя сердце и скрипя зубами, вынуждены идти на компромиссы, от чего всегда страдает художественное воплощение замысла. Поэтому я снимаю редко. Хотел бы чаще, но… Сейчас у меня есть три замысла, с каждым из которых я готов запуститься хоть завтра. Скажите мне, что вы готовы финансировать какой-то из них…

Я не могу, к сожалению.

Это фигура речи, конечно (смеется). Но что-то вязнет, тормозит – и это удручает. Есть сценарий, который готов вот уже три года. И я не могу найти продюсера, который бы за него взялся. Это фильм о второй мировой войне. Он сложный – и бюджет большой, и взгляд на тему неоднозначный. Не ура-патриотизм, не победные реляции, а жизнь оккупированного города. История о том, как маленький человек выживает в невыносимых условиях. И как это отвратительно – война.

И что, нет на это денег?

Пока не могу найти.

Вы сняли первый фильм, Возвращение – и сразу главный приз в Венеции. Как вы пережили этот успех?

Улыбка не сходила с моего лица. Я осознал, наконец, что я – есть, я – существую.

Что вы любите в жизни?

Кино я люблю снимать. Мечтаю снять те фильмы, которые сейчас придуманы и которые еще придумаются.

А вы представляете себя отдыхающим на пенсии?

Надеюсь, я не доживу до времени, когда нужно будет придумывать себе иной род занятий. Просто мне кажется, что есть еще силы, загадывать трудно, но есть еще замыслы, думая о которых, я чувствую себя молодым.

Когда вы приехали в Москву из Новосибирска, у вас было ощущение, что вы завоевываете столицу?

Нет, никогда не ощущал себя провинциалом.

Чем вы гордитесь?

Горжусь тем, что ничем не горжусь. Нечем особенно гордиться. Я сомневаюсь в себе, как в человеке цельном, нравственном. Скоро разменяю шестой десяток - дерево не посажено, дома нет, дети, правда, есть, но, когда ты все равно главными своими созданиями считаешь свои фильмы…

Разве фильмы - не деревья?

Ну да, эдакие "Три тополя на Плющихе": Возвращение, Изгнание, Елена. Если на то пошло, можно бы еще сказать, что фильмы – это мой дом, знаете, мол, арт-хаус… Впрочем, у Паскаля есть такая мысль, что человек должен себя чувствовать в жизни, словно он путешественник, на время остановившийся в гостинице. Так что, на самом-то деле, если нечем особенно гордиться, то и не о чем особенно жалеть – дом, дерево… главное – дети.

 

Мария Шубина
Журнал "Сноб"
www.snob.ru