string(15) "ru/Publications" string(15) "ru/Publications" ''Зависеть от царя, зависеть от народа'' - ни от тех, ни от других... | Андрей Звягинцев

Публикации

Рецензии
Интервью

фото Александра Решетилова/afisha.ru

''Зависеть от царя, зависеть от народа'' - ни от тех, ни от других...

22.09.2011

 

Когда я включаю телевизор или прихожу в кинозал, то уже по самому началу фильма почти всегда определяю, сделан этот фильм в России или в Европе. Но ваши фильмы я никогда не "приписала" бы России. Как вы добиваетесь совершенно европейского изображения?

Прекрасно понимаю, о чем вы говорите, потому что со мной происходит примерно то же самое. Первые два-три плана сообщают тебе о том, где сделана картина и, более того, хорошее ли это кино. Это чувствуется сразу. За счет чего это происходит, я не знаю. Если бы это был, скажем, городской экстерьер, то было бы очевидно, что это европейский город или российский. Европа чувствуется сразу - щеколды на окнах, фурнитура на дверях, то, как выполнены стены, двери... Но, даже если речь идет о "натуре", то чувствуется, что она качественная, проработанная, тщательно продуманная. Каждый отснятый план не является просто набором случайностей. Как бывает, когда вдруг понимаешь, что не монтируется - что ж, давай-ка я все поменяю,  это выкину, кусочек досниму...

На телевидении в обиходе слова ''подснять'', ''перебивочка''. В кино таких вещей не может быть, а если они есть, то ясно, что это  неряшливый подход к делу, - то есть я пользуюсь тем, что есть вокруг, не продумывая концепцию заранее. Если каждый кадр не продуман, ты всегда это сразу чувствуешь - нет мысли в композиции, в ракурсе, в перспективе, в длительности, в освещении, в цвете. Мне кажется, в этом дело.

Теперь вопрос по содержанию. Тем персонажам фильма, которые принадлежат миру "богатых" (Владимиру и его дочери, героям Андрея Смирнова и Елены Лядовой), дано некое оправдание, во всяком случае, в фильме есть признаки сочувственного к ним отношения. Между ними в одной из сцен налаживается контакт и высекается искра живого чувства. А в мире, который населяют "бедные", то есть семья Елены - ее сын, жена сына, старший внук - им как будто не дано оправдания, кажется, что это просто шустро размножающиеся тунеядцы (как сказано у классика: ''Но чтоб иметь детей/ Кому ума не доставало?''). Они пьют пиво, смотрят омерзительные передачи по телевизору, слушают гадкую музыку, в то время, как Владимир слушает классику. В общем, эти люди в лучшем случае просто лодыри и дураки, а в худшем, они еще склонны к убийству или к погрому.

Нет, они не склонны к убийству. Мы просто не знаем, где можем оказаться, мы самих себя не знаем. Я бы не разделял ваш взгляд относительно симпатии к кругу Владимир-Екатерина и  антипатии к Сереже с Еленой, Татьяной и Сашей. Это  объективное наблюдение, без оценки, кто там плохие, а кто хорошие. Они все есть представители человеческого рода. Во мне точно нет разделения. Я сам родом из  Бирюлево, из бедной семьи, всю жизнь прожил вдвоем с мамой, учительницей русского языка и литературы – сами понимаете, что это за нужда. Поэтому этого здесь нет. Мне казалось очень важным не напирать, не педалировать чувства в той сцене в больнице с Владимиром и его дочерью, о которой вы говорите, чтобы они сквозили, как солнечный свет сквозь щели. Вот он вдруг пробивается, и ты слышишь искреннюю ноту любви. То же самое можно углядеть и в Елене - она совершенно искренне влюблена в своего сына, он для нее - как свет в оконце,  она не в состоянии осознать, что он из себя представляет на самом деле. И между ними есть родственная, близкая связь. У меня, как у автора, нет сочувствия ни к тем, ни к другим, и нет осуждения ни тех, ни других. Но нельзя сказать, что Сережа - выдуманный персонаж. Это трутень, тунеядец, человек, который не может себя найти, да и не особенно ищет. В каждом из нас есть такой лентяй,  Иван-дурак, который любит, чтобы все происходило ''по щучьему велению''. Если его в себе отыскать и развить, то можно легко превратиться в такое почти растительное существо. Но мне хотелось бы верить, что на самом деле в фильме нет деления на "хороших-плохих, бедных-богатых", а есть представительство от разных миров. Причем, они "схвачены" в определенный момент. В этот, конкретный, момент времени можно сказать о них что-то определенное. Я и о самом себе могу сказать в определённый момент, что я чудовище, и нахожу в себе отвратительные черты, а иногда удивляюсь самому себе, что могу горы свернуть.

В ваших фильмах нет ничего случайного и лишнего, я поражаюсь ''деталировке'', если использовать технический термин. И вот, в одном из эпизодов фильма, Елена едет в электричке и видит в окно мертвую белую лошадь. Белая лошадь – это символ?

Просто белая лошадь, ничего более. Нужно было создать напряжение, саспенс: внезапная, непонятная, необъяснимая остановка в поле, беспокойство. Елена не просто, в очередной раз, как это было в начале фильма, совершает путь из города на выселки, она обеспокоена: вдруг про нее все узнали? ''На воре шапка горит'', - человек чувствует, что по нем звонит этот колокол. Нет, поезд тронулся. Значит, миновало. Но - не миновало. Все предметы явлены в материальной оболочке, но смысл их открывается каждому в отдельности свой собственный. И это - закон. Поэтому один человек внутренне, духовно, интеллектуально богат, другой беден. Именно потому, что в одних и тех же предметах мы видим разное. Один человек мне рассказывал, как ему жена объявила, что она беременна, а на столе в вазе стояли лилии. И никто в другой ситуации их бы не заметил, никто бы не обратил внимания на эти цветы.  Но лилии - это атрибут сюжета Благовещения, и человек увидел в этом знак, таинство. Вот так устроен мир, так устроено человеческое мышление.

Мне нужна была лошадь для того, чтобы осталось ощущение, что теперь Елена будет маяться. Теперь она будет жить в мире этих знаков, того, что она совершила с самой собой. Это  не европейская история и не американская, как Матч Пойнт, где человеку выпало счастье, фишка легла, и он вышел сухим из воды. Елену делали люди, рожденные в России, связанные с эсхатологическими ожиданиями, ожиданием  Апокалипсиса.

И когда мы сидели над сценарием, выскочило из памяти  признание черта, когда он является в видении Ивану Карамазову, и говорит: Иван Федорович, честно вам скажу, у меня мечта, знаете какая? Воплотиться в семипудовую купчиху, которая ставит свечки - кому ''за здравие'', кому ''за упокой'' - и совершенно искренне верит, что она совершает благое дело.

Представляете, если у черта мечта - стать вот таким законченным обывателем? Для меня был важен внутренний мир Елены, мир ее души, поэтому идет такая подробная, длинная сцена, когда она совершает то, что совершает, поэтому мы снимали одним планом, чтобы не было монтажных подтасовок, чтобы смотреть неотрывно на героиню, на то, что с ней происходит.

На нее, на руку, которая теребит юбку. Рука выдает ее состояние. Действительно, когда человек очень сильно нервничает, он делает какие-то непроизвольные движения, и они могут больше сообщить нам, чем его лицо, его глаза, его дыхание  и его слова. Андрей, мне бы хотелось поговорить про еще одну сцену, когда Елена заходит в церковь, очевидно, впервые в своей жизни, потому что она толком не знает, ''за здравие'' или ''за упокой'' надо поставить свечку. Впрочем, ситуация такова, что она и впрямь не знает, за что ей молиться.  Вот вы говорите, что белая лошадь нужна для саспенса, но затем сами произносите слово "эсхатология", говорите о лилиях и Благовещении, стало быть, вы понимаете,  к чему я клоню и почему спрашиваю про белую лошадь. И вот Елена в какой-то момент произносит: ''И последние станут первыми''. Как вы сами относитесь к этой фразе?

Сначала объясню эпизод в Храме. Елена совершенно искреннее, так же искренне, как черт в ''Братьях Карамазовых'', хочет поддержки и помощи хоть откуда-нибудь. Она заходит в церковь, потому что все туда ходят. Может, она там и прежде бывала, и просто растерялась, когда бабушка в лавке задала вопрос, ''за здравие'' или ''за упокой'' она будет ставить свечку. Я  хотел в этом эпизоде подчеркнуть другое. Я хотел сказать, что все определяет поступок. Человек может свечку поставить, может креститься, молиться, может осуществлять ритуалы, но остается язычником, потому что не понимает, что с ним происходит. Елену определяет поступок, а совсем не появление в церкви - искреннее, сердечное, продуманное. Мы очень много копий ломали, Олег Негин просто заклинал меня (ну, не заклинал, а просил) убрать этот  эпизод в храме. Но я внутренне ощущал, что он просто необходим. Это то, что я хочу сказать в связи с тем, что вы вводите в этот контекст фразу ''И последние станут первыми''. В  фильме Елена произносит ее, и я думаю, что она знать не знает, откуда взялась цитата, она ими не умеет разговаривать, она просто мыслит стереотипами. И говорит-то она это не с умыслом, а потому, что у нее других аргументов в споре с Владимиром. И  ее сознание вырвало откуда-то эти слова. А Владимир получил возможность высказать свою позицию: все это - сказки для бедных, нищих и невежественных. А что значит для меня фраза "И последние станут первыми" - лучше мы это опустим.

Вы говорите об отсутствии авторской позиции: "Это не моя точка зрения, а взгляд наблюдателя, сторонний взгляд". Но вот раньше в хорошем кино авторская позиция была.  Феллини описывает в книге или показывает в фильме пьяного, ужасного вида урода , лежащего  в луже собственной мочи.  Но Феллини изображает это таким специальным образом, что,  трезво оценивая этого пьянчугу, зрители, тем не менее, думают, что жизнь это очень славная вещь. Мне кажется, что отсутствие авторской позиции отталкивает зрителя от современного  кино.

Что нет подсказки?

Не подсказки, а нет...

Авторской позиции, некоего.... моралите, некоторого деления на хорошее и плохое?

У Феллини  ведь тоже нет никакого моралите, а просто видно, что человек воспринимает жизнь, как мудрец. Он как будто достаточно отстранен и отрешен, но на людей смотрит с какой-то, если не жалостью, то с нежной иронией.

Возможно, он действительно мудрец, а мы еще люди молодые, начинающие, и к тому же (я  уже в который раз вынужденно говорю от лица представителей авторского кино ), живем в совершенно других условиях, чем тот же Феллини в 60-70-е годы, когда во всем мире было ощущение светлого будущего,  даже у нас, и нас это коснулось. А сейчас, когда бесконечно слышишь, какой беспредел творит власть, которая зарвалась до крайней степени, совершенно одурела, с этими коррупционными страшными сделками, с убитыми людьми, Магнитским и другими... Слушайте, где тут взять мудрости или какого-то бодрого расположения духа? Тогда вообще была другая ситуация в мире. Мне кажется, что сейчас мир переосмысляет себя, все оборачивается какими-то другими гранями и сторонами, везде чувствуешь подвох, и трудно верить в какие-то перспективы. Отсюда это мрачное, трагическое мироощущение, мне кажется, что оно именно отсюда берется. Вот вы сказали, что я, дескать, бегу от личного высказывания, что я, как автор, смотрю со стороны. Но ведь, если бы я просто мнил себя неким автором, которого нет как человека, у которого нет собственного голоса, я бы ничего никогда не сделал.  Просто весь фильм от начала до конца – это я. Что  же касается предназначения искусства, я сейчас зачитаю текст Владимира Набокова, обращённый к студентам, ''Лекции по зарубежной литературе'':

''Кому-то из вас может показаться, что при нынешнем крайне неспокойном положении в мире изучать литературу, и уж тем более изучать структуру и стиль, — пустая трата сил. Я допускаю, что при известном складе ума — а он у всех у нас разный — изучение стиля покажется пустой тратой сил в любом положении. Но, отвлекаясь от этого, я всегда считал, что в любом уме — художественного или практического склада — всегда найдется зона, восприимчивая к тому, что неподвластно страшным невзгодам обыденной жизни.

Романы, которые мы тут усваивали, не научат вас ничему, что пригодилось бы в обычных житейских ситуациях. Они бесполезны в конторе и на военных сборах, в кухне и в детской. Знания, которые я стремился вам передать, в сущности, предмет роскоши. Они не помогут вам разобраться ни в политэкономии Франции, ни в тайнах женского или юношеского сердца. Но они вам помогут — при соблюдении моих инструкций — испытать чистую радость от вдохновенного и точно выверенного произведения искусства; от самой же этой радости появится тот истинный душевный покой, когда понимаешь, что при всех ошибках и промахах внутреннее устройство жизни тоже определяется вдохновением и точностью''.

Я сейчас был в Смоленске, меня пытали зрители, которые сказали, что ''не хватает добра в ваших фильмах'' (''ваших'' - в смысле молодого поколения). Один встал, сказал: ''Какая воспитательная функция за вашей картиной?''. А Набоков воспитан полностью, тотально, целиком,  не просто на русской литературе 19 века,  вообще на всем объеме знаний, он наизусть знает огромные массивы текстов — Набоков, и все тут. Вот он не попал под этот пресс, эту "ждановщину": мы сейчас научим вас, писателей и художников, говорить о том, о чем требуется, и воспитывать в людях дух к жизни. Набоков говорит о совершенно другом пути к этому любованию удивительной красотой вселенной, жизни, человеческих связей, в любых условиях, даже бесчеловечных. Но - совершенно  другим путем. Фантазия бесценна, потому что она бесцельна. Просто ты видишь мир, каким-то образом схватываешь его и пытаешься не расплескать, донести это впечатление. Ты не в ответе за все, что  делаешь, ведь никто меня не обязал, никто меня не назначил на эту роль, я не избирался никем, никем не делегирован, я просто делюсь с людьми, которые сидят в зале, своими ощущениями. ''Зависеть от царя,  зависеть от народа''  - ни от тех, ни от других. Это твое предназначение, твоя обязанность не зависеть ни от кого, создавать то, что сочтешь нужным. Ты делаешь то, что ты делаешь, и за это должен благодарить Создателя,  наградившего тебя возможностью что-то такое слышать и видеть.

Ум, мгновенно защищая себя, изобретает какие-то фигуры речи, но они не имеют никакого отношения к тому, что ты делаешь.

 

По материалам программы Марины Тимашевой
"Поверх барьеров - Российский час"
"Радио Свобода"