Молодость в Сибири
2007
Как молодость в Новосибирске как-то повлияла на режиссера Звягинцева? В вашем кино есть образы и эмоции из детства?
Я не смогу сказать, что сознательно переношу образы своего детства в кино. Я вспоминаю съемки Возвращения, моменты поиска решения некоторых сцен. Когда я говорил: "Ваня, а вот здесь лучше шепотом", я, конечно, черпал это из себя, из своего детства, из смутных ощущений скорее, чем прямых воспоминаний. После 9 класса я поступил в театральное училище. Шел 1980 год, мне было 16 лет. Я попал в среду людей искусства. Тогда многие действительно служили искусству, как бы патетично это ни звучало. Эта жизнь захватила меня целиком, и я так и не вышел из нее. Люди, с которыми я учился, открыли мне литературу и кино. На нашем курсе был парень, звали его Юра Цехановский, который был старше нас всех и откуда-то уже знал, что следует читать и смотреть. Он водил нас на ретроспективу фильмов Тарковского, на Осеннюю сонату Бергмана, "подбрасывал" для чтения правильные книги. Жизнь тогда была постоянным поиском образов и идей. Мы читали самиздатовскую литературу взахлеб, "на коленке". Где истоки иных вещей в тебе, кто знает? Чаще это не поддается артикуляции.
Любимые места нашего с вами города?
Я воспринимал город гигантским серым чудовищем, с широченными проспектами, типовыми бесцветными постройками. Единственным украшением моего дома была огромная серая мозаика на боковом фасаде, которая изображала лося. Этот дом до сих пор стоит на "Березовой роще". Пятиэтажная "хрущоба". Центр был чуть привлекательнее – встречались постройки начала века, сталинские дома, редкие конструктивистские здания, вокзал, похожий на паровоз, вот, пожалуй, и все.
Вы считаете себя новосибирцем или москвичом?
Я считаю себя гражданином мира кинематографа, в котором я не чувствую границ и не хотел бы создавать их. Мне в нем хорошо. В определенном смысле это бегство от социальной и политической реальности. Меня совсем не занимают политические вопросы, я никогда не голосовал ни за какие партии, это чуждо мне и неинтересно – в этом смысле я, можно сказать, асоциальный элемент. Конечно, когда я приезжаю сюда, я чувствую корни и родину. Но это - кровные и инстинктивные связи в чистом виде, не более, но и не менее того.
Когда мне говорят "ты – сибиряк", я не знаю, что ответить. Я – "теплокровное животное", и с огромным трудом переношу холод. Кстати, мое первое впечатление о Москве – там невероятно холодно. В Москве -20 градусов – это как в Новосибирске минус -30. Там высокая влажность и снег не хрустит под ногами, потому что он всегда мокрый. Бесконечная слякоть и грязь. Сугробы – это уже что-то из детства, воспоминание, сравнимое со сном. В Москве этого нет по определению. И если прямо отвечать на ваш вопрос, я где-то посередине: москвичом еще не стал, но и уже не новосибирец.
Чего режиссер Звягинцев никогда не снимет в кино?
Запреты и табу? Пожалуй, такого нет. Во всяком случае, я никогда этого не формулировал. Все зависит от художественного образа, если что-то необходимо снять, то нужно это делать. Но, конечно же, у всякого человека есть свой внутренний цензор, он-то и помогает оставаться в рамках эстетического или этического идеала. Другой вопрос, что у каждого он свой.
Есть ли какой-то рубеж, достигнув которого, Вы решите оставить кино?
Если вы имеете в виду награды и признание, то дело, конечно не в них. Я влюблен в кино и счастлив на площадке. Как я могу себе в этом отказать? Это вопрос Севы Новгородцева, он позвонил мне после победы в Венеции из прямого эфира своей передачи и сказал: "Вы победили, может быть, вам стоит перестать снимать? За любой следующий шаг вас заклюют и сожрут…" Но если бы моей целью было внимание общественности, критиков и фестивалей, то тогда да, наверное, можно было бы остановиться. А когда это смысл твоей жизни, когда ты этим живешь…
Моя цель – фильм. Режиссер ведь не писатель, который может трудиться "в стол". Кино, как технология творчества гораздо более дорогостоящее занятие, и потому фильм с необходимостью выходит на экран. Но, как писатель не может не писать, так и режиссер не может не снимать, если ему это дает такое удовлетворение и счастье. Я же не перестану снимать кино только по той причине, чтобы меня не клевали.
У режиссера есть страх того, что не удастся повторить успех первой ленты?
Прежде всего, это чувство ответственности, потому что от тебя ждут серьезного шага. Это сродни страху вратаря перед одиннадцатиметровым, или страх актера перед вторым спектаклем. Но он уходит после того, как ты начинаешь делать кино. Как только ты входишь в процесс подготовки к съемкам, остается только дело, а все суеверные страхи уходят.
А после того, как сделал?
Ты живой организм и реагируешь на происходящее. Успокаиваешься тем, что сделал все, что мог.
После того, как Джордж Лукас снял первую часть Звездных войн, он уехал на Гавайи и засел в бунгало, в радиусе трех километров от которого не было телефона, радио и телевизора. Сидел так до тех пор, пока к нему на лодке не приехал продюсер и не сказал, что они теперь миллионеры…
У меня так не получится. Хотя бы просто потому, что у меня есть обязательства перед человеком, вложившим немалые деньги в мой фильм. Нужно постараться их вернуть. Фильм выходит на экраны, ему нужно сопутствовать, нужно ездить с ним, говорить о нем, давать интервью. Нет. Я не могу уехать на Гавайи.
Для вас кассовость - критерий качества вашей работы?
Нет, я не слежу за этим. Некоторые российские фильмы, из тех, что сейчас, так сказать, на слуху, имеют довольно большие рекламные бюджеты — по два, два с половиной миллиона долларов. Это ровно половина того, что мы потратили на все съемки Изгнания. Высокие рекламные бюджеты сейчас почти гарантируют приход зрителя в зал. Когда плакаты висят на каждом столбе, зритель придет, и будет искать там что-то. И при желании найдет.
Если же в вашем рекламном бюджете пятьдесят тысяч долларов, зритель попросту не будет оповещен. Когда Возвращение выходило в прокат, его рекламой были четыре плаката, развешанных на центральных станциях метро в Москве. Это было в буквальном смысле все. Плюс информационный повод – мы победили в сентябре в Венеции, о нас писали весь месяц, и мы расценивали это как рекламу для октябрьского проката. Но это неверная политика, как оказалось. Зритель попросту не знал, что фильм уже в кинотеатрах. Поэтому-то фильм в России и собрал не так много – семьсот тысяч долларов.
Вы пытаетесь вкладывать в свое творчество что-то, кроме Вашей личной самореализации? Пытаетесь как-то формировать вкус зрителя, менять его ценности?
Такой определенной, ясно выраженной цели, наверное, нет. Я знаю, что в свое время произвело на меня впечатление. Есть фильмы, которые сдвинули меня с какой-то точки. Я вошел в зал одним, а вышел другим. Это Рассекая волны Ларса фон Триера, Красота по-американски. Поразительный фильм. Многие люди, и, главным образом, критики, не поняли в нем главного. Такое впечатление, что большинство из тех, кто пишет о кино, настолько "замылены", что не всматриваются в ленту, не дают себе труд увидеть фильм, скользят по поверхности. Приключение Антониони перевернуло мою судьбу. Этот фильм вошел в меня так, что я понял – кино это чудо, невероятный инструмент воздействия. Когда я был актером, я мечтал найти режиссера, который бы ставил своих актеров в такие же условия, в которые их ставит Антониони. В нашей стране таких не оказалось, и потому я решил стать им сам (смеется).
Теперь относительно ценностей или, другими словами, ответственности перед зрителем. Меня воспитывали в том духе, что искусству необходимо служить. Мои учителя именно так относились к профессии. Как говорил наш мастер курса, Лев Белов, единственная причина, по которой актер может не прийти на спектакль, это его смерть. Хоть эта фраза и кажется выспренней, но она очень важная. Разумеется, не стоит воспринимать ее буквально. Это лишь принцип ответственности художника, камертон его отношения к своему делу. Теперь же творческая интеллигенция вместо служения искусству обслуживает обывателя. Низкие, дешевые потребности стали нормой. Менять или реставрировать ценности, или же прививать зрителю вкус, можно только честно делая свое дело. Как еще, я не знаю.
Кого из современных актеров вы мечтаете снять?
(после паузы) Роберта Де Ниро 70-х… У меня нет мечты снять кого бы то ни было из современных актеров. Я вообще иду от истории или сценария, а не от актера, которого почему-то надо снимать. Я читаю сценарий, и иногда вижу, что такой-то актер из этой истории, и, стало быть, его надо пробовать. У меня на этот счет есть любимая поговорка: "я снимаю кино, а не родственников".
Юрий Лобанов
"Дорогой Новосибирск"