Махровый идеалист
Октябрь 2012
Андрей, что в вашей памяти связано с Новосибирском?
Детство, отрочество, юность, ранняя молодость, учеба, служба в армии. "Внутреннее рождение", то есть отыскание своего пути и себя самого. Со мной это произошло именно в Новосибирске. Мне было лет 14, когда мой друг Федя Казаков, с которым мы участвовали в школьных капустниках, видя, как меня тянет к сцене и что мой кумир – Андрей Миронов, подсказал мне, кем бы я мог стать. Я ведь понятия не имел, что, оказывается, существуют такие места, где можно научиться актерскому делу. К счастью, в Новосибирске театральное училище было, и в него, при наличии паспорта, то есть по достижении шестнадцатилетия, можно было поступить даже не закончив средней школы. Я и решил туда пойти, причем был настолько уверен в успехе, что профукал весь 9 класс – просто даже не доставал учебники из портфеля. Уверен был не из самонадеянности, ее как раз не было, а потому, что ходил в студию при ТЮЗе. Ею руководил главный режиссер театра Лев Серапионович Белов, который видел в ней костяк набора в училище. Но на курс из студийцев поступили не все. Так что мне повезло – я с ранней юности занимался искусством, а не вязался с дурной компанией и не пел подзаборных песен.
А дом?
Мы жили на первом этаже пятиэтажной хрущобы, ее называли "дом с лосем". Это через дорогу от Березовой рощи. Жили с мамой вдвоем – отец нас оставил, когда мне было 4 года. Вот, посмотрите на этого лося (показывает фотографию дома на айфоне).
Надо написать в горсовет, чтобы дом не сносили. А то не останется места для мемориальной доски: "Здесь жил..."
Смеетесь?! Вы еще дату смерти назовите...
Отца вы впоследствии видели?
Два или три раза. Однажды он заехал к нам, когда мне было 18. Мама потом сказала, что он с негодованием отнесся к тому, что я учусь на актера. Не интересовался мной 15 лет – и возмутился тем, что я выбрал профессию, которая ему не нравится... Согласитесь, удивительная непоследовательность.
Вы на него обижены?
Пожалуй, нет. Скорее, рад, что он не оказался препятствием на моем пути, как это бывает в семьях с авторитарными отцами. Когда родитель не помогает ребенку реализовать его задатки, а хочет сделать из него того, кем не стал сам. Хотя не знаю, насколько жёсток был мой отец...
А я знаю нескольких актеров и даже одного директора ФБР из фильма Дж. Эдгар, росших без отца под влиянием авторитарной матери. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, касающимися выбора пути и отношений с женщинами.
У моей мамы есть девиз: "Какое бы решение ты ни принял, я буду на твоей стороне". То есть она с самого начала подчинила себя моему авторитету. Когда мне приходилось делать какой-то непростой выбор, я даже сетовал: "Мама, но мне же надо посоветоваться, почувствовать хоть какое-то сопротивление материала", но она стояла на своем. И это, скорее, обратная сторона – уход от родительской ответственности.
Вам повезло больше, чем детям в тех фильмах, где выведен образ "Страшной Матери". Например, в Клятве, в Любови земной, в Кориолане, в Волчке. Так значит, возвращение Отца в Возвращении не является виртуальной реализацией вашего желания?
Знаете, я начинаю чувствовать себя на сеансе психоанализа.
Григорий Наумович Чухрай в аналогичной ситуации сказал мне, что чувствует себя как на допросе у следователя. Не знаю, что и думать – то ли у критиков сменились образцы для подражания, то ли у режиссеров сменился круг ассоциаций. Меня интересует связь между личностью автора и его творчеством. Ведь в вашем первом фильме выведен как раз такой "Страшный Отец", который силой подчиняет детей своему "Я", не считаясь с их индивидуальностью. Тем не менее, в финале начинает казаться, что неведомо откуда появившийся папаша привнес в их жизнь нечто благое.
Конечно. Хотя бы потому, что благодаря ему они появились на свет. В них течет его кровь. И потому, что совместная поездка неизвестно за чем останется в их памяти навсегда.
И потому, что он своей смертью избавил их от своего дальнейшего воздействия?
Мне всегда было интересно, почему вы всегда спрашиваете меня о нижнем и самом простом слое моих фильмов? И настаиваете на таком разговоре.
Подъем всегда начинается снизу. И меня прежде всего интересует "физическая" история, как если бы она происходила в действительности. Потом, культурно-метафизический слой, на мой взгляд, проще физического, как идея стула проще самого стула. Хотя для вас, как я тоже давно заметил, он важнее материального. Почему?
Потому, что я его почти физически чувствую. И знаю, что он, а не "материальный" план, является первичным. Возможно, это вообще иллюзия, что основой является материальное.
"Да вы, батенька, махговый идеалист!" – сказал бы Ленин.
И ничуть этого не скрываю. Если посмотреть с метафизической точки зрения, история Возвращения получается другой. Был ветхий, жесткий и патриархальный Бог-Отец, который бил своих детей по лбам деревянной ложкой. А потом, через собственную жертву, которая одна и является свидетельством любви, воплотил себя нового – любящего Отца. И когда я увидел в сценарии Возвращения эту перемену отношений Бога и человека, меня зажгло – я понял, о чем буду снимать. А кто-то смотрит картину и говорит, что ее нельзя показывать детям, потому что в ней неправильно показаны отношения между отцом и сыновьями...
По-моему, в ней правильно показаны неправильные отношения. Наглядный урок на тему "Как не надо воспитывать детей". Но этим я вовсе не свожу ваш фильм к уроку.
Сводят другие. Потому что, как банальные мещане, рассматривают фильмы как образцы для подражания, как инструкции к линии поведения. Одна женщина по своей инициативе показала Возвращение отцам школьников и после сняла с ними интервью. Один из них вышел из себя и стал говорить, что этот фильм надо стереть с лица земли – не тому он учит, видите ли. Этот отец хотел стереть свое отражение. Вся его риторика, ухваты, жесты и интонации говорили мне о том, что это и есть тот самый авторитарный отец. Он возмущался даже тем, что на экране 24-я "Волга", а звук у ее движка, как у 21-й. Вместо того, чтобы говорить о главном, он свел все свое неприятие к отсутствию воспитательной функции и к мелким неточностям. А знакомый вам телеведущий, тот вообще заявил, что такая рыба, какую ловят герои в таком месте, какое показано в фильме, не водится там. Неужели и вы будете меня ловить на этих пустяках?
Какую именно рыбу ловят в вашем фильме, так же несущественно, как то, что в дублированных лентах все иностранцы говорят по-русски. Все это из числа неизбежных условностей. Существеннее то, что в рыбе можно увидеть символ Христа. Но, согласитесь, что если бы герой ездил не на "Волге", а на "Бентли" с крестом от "Шевроле", это бы повредило фильму. Иными словами, если бы вы допустили неправду в физическом плане ради того, чтобы подчеркнуть метафизический.
В Возвращении меня упрекали в том, что русский мужик, вернувшись домой после долгого отсутствия, ставит на стол вино, а не водку. Но мне-то нужно было в кадре вино. Именно для того, чтобы указать на библейский план. К нему же отсылает и кадр, где Отец показан в том же ракурсе, что Христос в картине Мантеньи.
Лавроненко играет такого человека, который мог поставить и вино. Меня смущает сама готовность для высшей цели нарушить логику реальности. Разве нельзя соблюсти достоверность материального плана и сохранить высший? Это же не гнаться за двумя зайцами...
Если бы я был теоретиком, то, наверно, мог бы поставить себе такую задачу – осознанно разрушить материальный план. Но я действую интуитивно и выбираю то, что мне кажется наиболее подходящим. Тут нет никакой нужды в той готовности, о которой вы говорите. Нет для меня никаких нарушений в какой-то там вам одному мерещащейся физической правде. Это совершенно органично рождающиеся реальные миры воображения, возможно более реальные, чем те, что вам грезятся как реальные. Показалось, что некоторые рифмы нужно дать прямо, и я это сделал. Мог бы поставить и хлеб, чтобы герой его преломил. Но решил, что это перебор. А о пресловутой физической достоверности вы сами заметили, что никакое кино не обходится без условности. Нельзя же с сотового телефона открыть секретные файлы ЦРУ, как это с легкостью делается в Идентификации Борна!
В "экшне" такие трюки никому не мешают. Все понимают, что на экране все понарошку. Другое дело – в "реалистическом" кино, пусть даже с внеположным планом.
Вы видите в моих фильмах конкретные несоответствия?
В Изгнании до меня не всегда доходит психологическая подоплека поведения героини, и я подозреваю, что вы этот аспект кое-где проигнорировали. В Елене предпочел бы, чтобы герой Андрея Смирнова был обрисован с той же замечательной социально-психологической определенностью, с какой показана его дочь и семья его жены.
Вот как? А мне как раз пеняли на то, что я возвожу поклеп на "простых людей" и что "на самом деле" таких не бывает. Прямо кипели: "Где вы таких видели?!"
Это идеологическая претензия под видом фактической. Или психологический "перенос", о котором вы говорили. Таких демагогов надо сразу слать подальше. А вот вино вы вполне могли бы заменить на водку, чтобы увеличить число сторонников фильма. Любителям метафизики вполне хватило бы рыбы, преломленной курицы и Мантеньи.
Простите, сами напросились на шутку: это таких интервьюеров, как вы мне нужно слать сразу и подальше. Я не желаю и не исхожу из того, чтобы увеличивать число сторонников, я ведь не политик, претендующий на электорат. Я занимаюсь другим делом и отчетливо понимаю, что все равно на всех не угодишь. Что ты ни делай, как ни старайся, найдут к чему придраться всегда.
Это правда. У меня даже есть присказка: "Как ни скажи, найдется тот, кто все поймет наоборот". Но это не значит, что не надо стараться.
В Елене мы сделали шаг в сторону, о которой вы говорите. И что? Метафизика так далеко спряталась, что в картине увидели социально-классовую борьбу! Какая классовая борьба?! Вы же сами, то есть не лично вы, а ваше кинокритическое племя вместо людей видите на экране какие-то абстракции, и мне же предъявляете претензии, что я неправильно с этими абстракциями обращаюсь! А с другой стороны, то есть из зала, мне кричат: "Где вы таких видели? Это карикатура на человека! Таких вообще не бывает!".
Наше племя, вообще-то, назвало Елену лучшим фильмом прошлого года. Те, кто говорит, что автор за богатых и против бедных, передергивают. Нет в кино ни "бедных", ни "богатых", а есть конкретные люди. Другое дело, что метафизический слой может подтолкнуть зрителей к незаконным обобщениям и некорректным выводам.
Я думаю, что автор не должен никого слушаться. Он может выслушать всех, но поступить должен так, как ему подсказывают художественная интуиция и чувство правды.
С недавнего времени все громче звучат голоса сторонников так называемого "позитивного кино". Что это такое, никто из них толком сказать не может, современных образцов "позитива" они не называют, а ссылаются на фильмы сталинского времени, прославляющие авторитаризм, и, вопреки своей нелюбви к Америке, на голливудское кино 30-х годов. Кроме того, они обвиняют в очернительстве России и желании угодить Западу тех наших режиссеров, чьи фильмы приглашают на международные фестивали. Нетрудно понять, на кого эти люди намекают – на Балабанова, на Мизгирева, на Сигарева, на Хлебникова, на вас с Лозницей...
Как же, ведь некоторые из нас снимают фильмы с иностранным участием, значит – иностранные агенты и без пяти минут враги народа. Вот так оно и бывает – живешь и думаешь, что все эти слова только в книжках о пугающем прошлом, а потом просыпаешься ночью от лома в дверь. И всё. Не знаю, что это – идеологический заказ, веяние нынешнего времени или они еще в постсоветские годы забыли снять свои розовые очки и продолжают жить идеалами "социалистического реализма". Утро красит нежным светом стены мудрого Кремля... Они напирают на то, что "кино должно давать народу надежду", и сам народ подхватывает: "Мы после работы приходим в кино отдохнуть, а вы показываете ужасы, про которые мы и сами знаем, что они нас окружают". Но если кино говорит о правде момента, о правде происходящего сейчас с людьми, как я это вижу в фильмах Мизгирева или Лозницы, то как же можно их обвинять? И лукаво притягивать в своей риторике формулы вроде "правда без любви есть ложь", формулировки, которые позволяют подвести под криминал любой честный фильм? "Он не любит своих героев, значит, ненавидит свой народ – ату его!.." Мы сейчас ищем натуру для следующего фильма, ездили на восток от Москвы, в сторону Нижнего, и на запад – в сторону Пскова, 400-600 километров от Москвы. И я там встречал эти лица, эти походки, эти мешочки за спиной и все эти ритмы, которые Лозница показал в Счастье моем, Сигарев – в Волчке, а Мизгирев – в Бубне, барабане. Я уважаю этих авторов. Они смотрят жизни в глаза, и кто бы что мне ни говорил про чернуху и про их нелюбовь к русскому народу, я знаю, что говорящий это – лжец, а его обвинения – подлость. Как можно утверждать, что человек прекрасно себя чувствует, когда он тяжело болен? Как можно приветственно размахивать его мертвыми руками и кричать вместо него, как замечательно ему живется и сколько у него еще хорошего впереди? Я вижу, что власти нужны бодрые сводки с полей. Потому, наверно, и нужны, что нет никакого урожая. Посмотрите на эти небольшие русские города, где все вымирает, и люди спиваются! А эти чудовищные постройки советского времени, неухоженные, уродливые, разваливающиеся на глазах? Какие люди могут вырасти в такой городской среде? Среди гнилых бараков, возле помоек, на грязных улицах? Нужно быть слепым музыкантом вроде того парня из провинции, которого нашла Гурченко и помогла ему пробиться, чтобы в такой атмосфере сохранить чистый дух. Художник обязан говорить о том, что есть, а не о том, что могло бы быть, – не приукрашивая. О том, что тревожит, а не о том, что успокаивает, мол, все хорошо, прекрасная маркиза. Его долг – не обслуживать чьи-то интересы, а видеть вещи в ясном свете, и говорить правду.
Виктор Матизен
Журнал "Jacksn"