Кит из пучины абсурда
24.05.2014
Вчера вечером в Канне прошла премьера Левиафана Андрея Звягинцева. Накануне фильм показали международной прессе, и газета The Guardian назвала его "новым русским шедевром".
Фильм и правда замечательный: большое кино — талантливое и смелое, свободное и бескомпромиссное. С матом, который слушается как музыка и придется переварить как самый невинный из пороков. С поразительными пейзажами русского Севера, сурового Баренцева моря, из недр которого в самый драматический момент совершенно естественно является кит — библейский Левиафан. С виртуозным сочетанием высокой и низкой образности. С юмором, который раньше вроде не входил в число добродетелей Звягинцева: в течение первой половины просмотра зал много раз заходился от хохота, прежде чем впасть к финалу в эмоциональный ступор.
Не знаю, хорошо последнее или нет. Вчера мне показалось, что финальная сцена в церкви, ставящая диагноз серьезной болезни наших православных институций, слишком публицистична. Но фильм рассчитан не на один день, а на то, что к нему возвращаешься в мыслях и многое переоцениваешь. Отсмотрев целиком конкурсную программу, могу твердо сказать: Левиафан — один из немногих фильмов, которые врежутся в память и останутся в истории кино. Станет ли он пальмовым победителем — мы узнаем сегодня вечером.
Фильм не лишен проблем, обычно сопутствующих большому стилю,— тем более в такой эклектичной и молодой культуре, как русская. Левиафан имеет больше общего с романами Достоевского или даже Сорокина, чем с "правильными шедеврами". Перепады от гротеска к трагедии, от драмы к притче контрастируют с четко просчитанным жанровым и стилевым заданием в подавляющем большинстве фильмов каннского конкурса; но именно это поднимает работу Звягинцева высоко над его уровнем, делая одним из трех китов, на которых держится программа. О двух других — фильмах Зимняя спячка Нури Бильге Джейлана и Два дня и одна ночь братьев Дарденн — мы уже рассказывали. И вот что интересно: лучшие картины мирового кино показывают жизнь человека как мучительную драму морального выбора, а окружающую действительность — будь то внешне благополучная европейская Бельгия, или проблемная Турция, или Россия,— как юдоль несправедливости и страданий. Сколько бы их ни обвиняли в сгущении красок, в нагнетании негатива, так видят эту жизнь большие художники, чуткие к человеческой боли. Кстати, и сюжет Левиафана был навеян Звягинцеву историей, случившейся в Америке.
Читателям интересно узнать, о чем собственно давно ожидаемая картина Звягинцева. Она начинается как история борьбы героя с несчастьями, которые обрушиваются на него, как на библейского Иова,— словно снег на голову. Героя (его без единой фальшивой ноты играет Алексей Серебряков) зовут Коля, он вырос в доме на берегу сурового моря, открыл свой бизнес, и вот теперь алчный мэр города Прибрежного (не жалеющий сатирических красок Роман Мадянов) хочет отнять у него и бизнес, и дом, и землю, на которой он стоит. А приехавший из Москвы друг-адвокат (Владимир Вдовиченков), хоть и размахивает папкой компромата на мэра, оказывается бессилен перед местной круговой порукой и властной цепочкой, в которую включены не только милиция и прочие силовые структуры, но фактически и современная церковь, показанная как прислужница власти, проповедующая истину лишь на словах. Дважды в фильме по разным поводам дается сцена судебного заседания. Оба раза "тройка", состоящая из трех женщин (блондинки, брюнетки и шатенки), долго и нудно зачитывает приговор, обосновывая его такими-то и такими-то статьями закона, с подробностями и объяснениями. И оба раза мы точно знаем: законы здесь приводятся лишь для того, чтобы закамуфлировать беззаконие. Это сцены мощного саркастического накала — именно такого метода, метафорического и абсурдистского, требует для своего отражения российская реальность, все больше погружающаяся в пучину абсурда.
Дальше фильм неожиданно отклоняется от социальной линии: на первый план выходит драма распада семьи Коли, а центральной фигурой оказывается его жена Лиля. Это могло бы обернуться мелодрамой, но Елена Лядова так пронзительно передает тоску и безнадежность жизни на краю света — с вечно пьяными мужиками, с отупляющей работой на рыбзаводе, что даже не нужно слов. В сущности, этот трагический женский образ подводит нас к главной теме фильма, которая развивается в его третьей, финальной части. Ее можно сформулировать так: кто, если не Бог, награждает нас этой полной страданий жизнью и за что нам сей жребий земной? Виновны ли мы всем миром в том состоянии, в каком находится наша страна, или каждый отвечает только за свои грехи перед Всевышним? Звягинцев не дает однозначного ответа, да и не в его это силах. Но он дает наводки, которые каждый расшифрует по-своему. В многозначности (не путать с многозначительностью) Левиафана — его глубина, сравнимая с пучиной морской.
Андрей Плахов
"Ъ-Газета"