Тайна Левиафана
04.02.15г.
Люди-сироты ищут любви и правды, которой нет и не может быть там, где нет никого и ничего превыше Силы, где вместо любви - страх. Не ведая дороги вперед, не зная Бога, не видя Пути - они неосознанно выбирают дорогу назад, жадно прикладываясь губами к ледяному стеклу бутылочного горла - как младенцы к материнской груди, чтобы унять неутолимый голод и тоску по недостижимому, чтобы заглушить боль утраты того, чего они так и не познали, чтобы раствориться в алкогольном забытьи - не жить.
Левиафан - это не просто фильм. Это леденящий душу грандиозный российский перфоманс - явление миру Чудовища, глядящего в упор с экрана в зрительный зал. Словно раздвинулись тяжелые темные воды коллективного бессознательного и предстал тот, кто держит столетиями в своих когтях души живущих на этой земле. Фильм как творческий продукт можно разбирать, анализировать и критиковать, но явленное им и увиденное - забыть невозможно. Именно это, на мой взгляд, послужило причиной травли режиссера Андрея Звягинцева и его творения - жесткий взлом психических защит общества, встреча лицом к лицу с тем, кого как Медузу Горгону воочию видеть нельзя, кроме как отраженным в глазах, приносимых ему в жертву людей.
Автора обвиняют в том, что фильм оставляет зрителя с чувством безысходности и беспросветности. Не совсем так. Оставляет он его с тем, что есть в душе у самого зрителя, как и у персонажей фильма. Согласно библейскому мифу, Бог раскрыл Иову Тайну Левиафана, которая заключается в том, что каким бы страшным и ужасным тот не казался - есть нечто большее, чем сила, которую способен себе помыслить человек - это Воля самого Создателя, его Замысел и его Любовь к своему творению - к человеку.
К библейскому Иову явился Бог, чтобы спасти. К российскому коллективному Иову Бог не является, и тот остается один на один с Левиафаном без всякой надежды на спасение. Почему? Ведь вроде бы и Вера есть, и Церковь есть, и служение есть и служба идет - а Бога нет. Каждому воздается по Вере его.
Библейский сюжет про то как Бог, поспорив с Дьяволом, разрешил тому мучать и искушать Иова не нужно понимать буквально. Миф - отражение того, что происходит в душе человека, в глубинах его бессознательного. Праведнику Иову предстояло очистить свою Веру от ее условной рудиментарной составляющей, когда человек проецирует в Бога знакомое и понятное ему - идею силы и власти, образ строгого и справедливого родителя, дарующего блага и насылающего беды в наказание за проступки. Это очищение (вспомним как Иов соскабливал с себя словно рыбью чешую, кожу, пораженную проказой) могло прийти через признание собственных искушающих сомнений, через погружение в ту реальность, где Бог-родитель действительно покинул душу, где больше не воздается по понятной человеку справедливости за праведные дела. Это страшное испытание, и чтобы его пройти, Иову нужно было изначально иметь в своем сердце хотя бы частицу Безусловной Веры - когда единственное доказательство Бога есть прочувствование себя его творением, частью Целого. Когда источником праведности становится осознание себя соавтором этого мира.
Сила именно этой Безусловной Веры позволяет библейскому Иову выдержать все страдания и муки, и услышать, наконец, голос Создателя, раскрывающий ему Тайну Левиафана. Как только Иов познает суть истинной силы Создателя, он покидает собственное внутреннее Царство Дьявола - мир, где правит Левиафан. Его душа открывается для любви и новой жизни.
У российского коллективного Иова такой опоры на Безусловную Веру в сердце нет, он не может выдержать испытания и остается запертым в мире Левиафана - закрываются за ним тяжелые тюремные ворота. Живущие в мире Левиафана люди знают, что однажды может прийти и их черед быть скормленными чудовищу. Одни с остервенением пытаются ему служить, слиться с ним, присягнуть его Силе, а другие бродят по этому холодному, безжизненному царству неприкаянные и потерянные. Люди-сироты ищут любви и правды, которой нет и не может быть там, где нет никого и ничего превыше Силы, где вместо любви - страх. Не ведая дороги вперед, не зная Бога, не видя Пути - они неосознаннно выбирают дорогу назад, жадно прикладываясь губами к ледяному стеклу бутылочного горла - как младенцы к материнской груди, чтобы унять неутолимый голод и тоску по недостижимому, чтобы заглушить боль утраты того, чего они так и не познали, чтобы раствориться в алкогольном забытьи - не жить.
Елена Кадырова
Журнал "Сноб"